Важный год
Главными событиями в жизни Российской империи в 1896 году стали: коронация Николая II, всероссийская выставка в Нижнем Новгороде и поездка Государя за границу.
Коронация
Первые месяцы 1896 года были заполнены подготовкой коронационных торжеств в Москве, а также «смотра русского хозяйства» в Нижнем Новгороде. В остальном в стране продолжалась систематическая работа, начатая Николаем II ранее. Винная монополия, введенная в 1895 году в четырех губерниях, была распространена еще на двенадцать. Среди прочих важных забот был создан государственный фонд, из которого на оказание помощи нуждающимся литераторам отпускалось по 50 тыс. рублей в год. В печати началось обсуждение денежной реформы.
Важным международным событием стал переход в православие малолетнего наследника болгарского престола князя Бориса (3/15 февраля 1896 года) и как результат, установление дипломатических отношений между Болгарией и Россией. Крестным отцом королевича согласился стать сам Государь. Официальным представителем на крестинах стал граф Голенищев-Кутузов, прибытие которого встречали восторженные толпы болгар. Князь Фердинанд перед толпой народа воскликнул: «Да здравствует Император Николай II, покровитель болгар!». Таким образом завершились недоразумения в отношении двух государств. Официальное признание Болгарии со стороны России состоялось несколько позже, для чего в начале апреля князь Фердинанд прибыл в Санкт-Петербург.
И все же вся страна ждала коронации. Венчание на царство — важное событие в жизни монарха и его подданных, особенно когда Государь, как Николай II, проникнут глубокой верой в свое призвание. Коронация — праздник восшествия на престол, когда по окончании траура по усопшему монарху новый царь впервые является народу.
Задолго до назначенного события в Москву стали собираться гости со всех концов империи и из других стран. К приезду Государя, — дню его рождения, 6 мая — вся Москва была украшена флагами и цветными фонариками. Торжественный въезд в древнюю русскую столицу состоялся 9 мая. Русские коронационные торжества 1896 года были, между прочим, первым большим государственным празднеством, запечатленным на кинопленку.
Коронация была назначена на 14 мая. В этот день в карауле был Преображенский полк. К 9 часам утра в Успенском соборе собрались почетные гости. От крыльца Большого дворца к паперти собора были постланы ковры. На паперти Государя встретило духовенство и московский митрополит Сергий обратился к нему со словами:
«Благочестивый Государь! Настоящее твое шествие, соединенное с необыкновенным великолепием, имеет цель необычайной важности. Ты вступаешь в это древнее святилище, чтобы возложить здесь на себя Царский венец и восприять священное миропомазание. Твой прародительский венец принадлежит Тебе Единому, как Царю Единодержавному, но миропомазания сподобляются все православные христиане, и оно неповторяемо. Если же предложить Тебе восприять новых впечатлений этого таинства, то сему причина та, что как нет выше, так нет и труднее на земле Царской власти, нет бремени тяжелее Царского служения. Через помазание видимое да подастся Тебе невидимая сила свыше действующая, к возвышению Твоих царских доблестей озаряющая Твою самодержавную деятельность ко благу и счастью Твоих верных подданных».
В соборе Государь и Государыня заняли места на троне под балдахином напротив алтаря; отдельный трон был воздвигнут для Вдовствующей Императрицы Марии Федоровны. Митрополит Санкт-Петербургский Палладий предложил Государю прочесть Символ Веры.
Император Николай II громким, отчетливым голосом повторил слова Символа Веры. Облачившись в порфиру и венец, взяв в руки державу и скипетр, он затем прочел коронационную молитву начинающуюся словами: «Боже Отцов и Господи милости, Ты избрал мя еси Царя и Судию людям Твоим»…
После этого молитву от лица всего народа огласил митрополит Палладий: «Боже великий и дивный! неисповедимою благостию и богатым Промыслом управляя всяческая… оправдав над нами царствовати возлюбленного Тобою Раба Твоего, Благочестивейшего Самодержавнейшего Великого Государя нашего Императора Николая Второго Александровича умудри убо и поставь проходити великое сие к Тебе служение, даруй Ему разум и премудрость, во еже судити людям Твоим в правду, и Твое достояние в тишине и без печали сохранити, покажи Его врагом Победительна, злодеем Страшна, добрым Милостива и Благонадежна, согрей Его сердце к призрению нищих, к приятию странных, к заступлению напаствуемых. Подчиненное же Ему правительство управляя на пусть истины и правды, и от лицеприятия и мздоприимства отражая, и все от Тебе державы Его врученные люди в нелицемерной содержи верности, сотвори Его отца о чадах веселящагося, и удивиши милости Твоя на нас… Не отврати лица Твоего от нас и не посрами нас от чаяния нашего»…
Хор грянул «Тебе Бога хвалим».
После литургии, которую Государь выслушал стоя, сняв венец, он восприял миропомазание. В этот миг колокольный звон и салют из 101 залпа возвестил всем, что таинство совершилось. Митрополит Палладий ввел Государя в алтарь через царские врата и там Он приобщился Святых Тайн «по царскому чину».
С этой минуты, исключительной и высоко торжественной для Государя, Он ощутил себя подлинным помазанником Божиим. Чин коронования, такой странный и непонятный для большинства русской интеллигенции, был для Николая II полон глубокого смысла. С детства обрученный России, он в этот день как бы мистически повенчался с ней.
Грозным предупреждением о том, насколько тяжело бремя Царское стала кровавая трагедия, случившаяся 18 мая на Ходынском поле. Ходынка — так она вошла в народную память и конечно же все противники самодержавия так или иначе мусолили эту трагедию. События развивались следующим образом. В ночь на 18 мая на Ходынское поле, служившее обычно для парадов и учения войск, стала стекаться толпа.
Поводом стала информация, что утром будет раздача подарков — кружек с гербами и гостинцев. По сегодняшним меркам это было чем-то вроде памятных сувениров о редком событии. За ночь на поле собралась толпа около полумиллиона человек и народ все продолжал прибывать. Ночь прошла спокойно но около 6 утра, по свидетельству очевидцев, в массе произошло необычное волнение, толпа вдруг вскочила как один человек и бросилась вперед со стремительностью, как от огня. Что стало тому причиной — это так и не было установлено. Но случилась небывалая сумятица и давка, задние ряды напирали на передние. Если человек падал, подняться ему уже не было никакой возможности и те, кто даже видел его, не могли подать никакой помощи, настолько плотно сжатой оказалась толпа. Люди шли по телам упавших, как по бревнам. Причем ужасная давка продолжалась совсем недолго — по свидетельству очевидцев не более 10-15 минут, но и этого хватило для ужасных последствий. Погибших и умерших от давки в ближайшие дни насчитали 1282 человека и несколько сотен раненых.
В день трагедии был назначен прием у французского посла и по представлению министра иностранных дел князя Лобанова-Ростовского Государь не отменил посещения, чтобы не вызывать политических кривотолков. Однако уже на следующее утро Государь и Государыня присутствовали на панихиде по погибшим, и позже несколько раз навещали раненых в больницах. На семью погибших или пострадавших было выдано по 1000 рублей, а для их детей был создан особый приют; все похороны прошли за государственный счет. И надо особо отметить, что со стороны Николая II не было сделано ни малейшей попытки скрыть или приуменьшить случившееся — уже утром 19 мая во всех газетах печатали со всеми подробностями репортажи о трагедии. Это вызвало даже удивление у китайского посла Ли-Хунь-Чаня, который сказал Витте, что такие печальные вести не то что публиковать, но и докладывать Государю не следовало.
Сегодня, когда массовые многотысячные мероприятия стали обыденным явлением, мы понимаем, что ничем иным подобная концентрация народных масс на Ходынском поле закончиться не могла. В наше время для предотвращения трагедий толпа специальным образом рассекается силовыми структурами на более малые фрагменты, ход мероприятий постоянно мониторится большим количеством специально обученных сотрудников служб безопасности. Однако все равно трагедии случаются. Например, можно вспомнить трагедию на английском стадионе «Хиллсборо», когда в давке погибли 96 болельщиков и еще около 800 человек получили ранения разной степени тяжести.
В конце XIX века это было еще новое явление, и конечно никто не мог представить себе, какие меры безопасности необходимо предпринимать для подобных массовых скоплений людей. Но хочется отдельно отметить вот какое обстоятельство. Левые газеты сразу после Ходынской катастрофы стали искать виновных и естественно объявили причиной случившегося «условия проживания простого народа», т.е. завуалированно стали обвинять самодержавие, пока ещё не решаясь напрямую нападать на самого Государя. Прошли годы, большевики захватили власть и торжественно обещали, что в созданном ими государстве все будет замечательно. Что же, в СССР никогда не случалось ничего подобного Ходынской давке? Если бы это было так, но увы. Например, можно вспомнить давку на московском стадионе «Лужники» в октября 1982 года, когда только по официальным (традиционно заниженным) данным погибло 66 болельщиков клуба «Спартак» (по версии голландцев, чья команда играла в той игре, жертв было почти в пять раз больше). Причем, если Ходынская трагедия не замалчивалась, а Государь лично общался в больницах с ранеными, про давку в «Лужниках» советские СМИ не обмолвились ни словом, что породило ужасные слухи.
Можно вспомнить трагедию на станции московского метро «Авиамоторная», происшедшую в том же 1982 году (в феврале), когда из-за поломки эскалатора и возникшей в результате давки менее чем за две минуты погибли и были ранены десятки пассажиров. И снова — в советских СМИ практически не было информации об этой трагедии (за исключением небольшой короткой заметки в «Вечерней Москве», в которой ни слова не было о погибших). И снова по всей Москве и далее стали расходиться слухи один другого страшнее, а многие люди (особенно дети) стали просто бояться ездить в метро. И уж самой вопиющей, наверное, трагедией стала давка 10 марта 1975 года на московском стадионе «Сокольники» после завершения матча между юниорской сборной СССР и канадской юниорской командой. Давка произошла… из-за жвачки! После матча канадские болельщики для потехи стали швырять в советских подростков жвачку, до той поры почти невиданную в СССР. Из-за права получить заморскую диковинку подростки начали драться, возникла давка в результате которой погиб 21 человек, 16 из которых — подростки. И снова — полная тишина в советских СМИ. И конечно же не было и речи о том, чтобы с пострадавшими лично общался Генеральный секретарь ЦК КПСС или хотя бы Первый секретарь МГК КПСС.
Таких трагедий, когда в условиях большой скученности массы разгоряченных людей возникает давка, приводящая к жертвам, происходило немало и в СССР (в стране, которую большевики выставляли якобы позитивной альтернативой Российской империи Романовых), и в других странах. Но никто и никогда по этим случаям не пытался делать каких-то политических обобщений и обвинять в случившихся трагедиях высшую власть государства. И только Ходынская давка стоит в истории как бы особняком — «прогрессивные писаки» приложили максимум усилий, чтобы кровавый отблеск той трагедии пятном лёг на образ Николая II. Таким образом 18 мая 1896 года можно считать отправным моментом той борьбы, которую леволиберальная российская интеллигенция развернула против Государя и самодержавия.
Как ни печальны были ходынские события, однако государственный корабль шел вперед. Коронационные торжества завершились 26 мая. Был обнародован традиционный манифест с различными льготами: понижением налогов и выкупных платежей, смягчением наказаний, различными пожертвованиями (в т.ч. 300 тыс. на студенческое общежитие), и рядом милостивых Высочайших рескриптов, обращенных к старейшим заслуженным духовным и государственным деятелям.
В манифесте 26 мая Государь выразил удовлетворение по поводу приема в Первопрестольной. «Народные чувства, — говорится в нем — с особенной силой выразились в день народного праздника, и послужили Нам трогательным утешением в опечалившем Нас, посреди светлых дней, несчастии, постигшем многих из участников празднеств».
Интересна международная реакция на коронацию Николая II. Французский кабинет на день коронации русского Царя отпустил учеников всех школ; президент Франции Феликс Фор и члены правительства явились на торжественное богослужение в русской церкви на улице Дарю. Париж в этот день был украшен русскими и французскими флагами. Солдатам дали добавочную порцию вина, сняли с них многие взыскания. Германский посол по этому поводу желчно высказался о «культе России», насаждаемом французским правительством.
Всероссийская выставка
Практически сразу по окончании коронационных мероприятий, 28 мая 1896 года в Нижнем Новгороде открылась Всероссийская выставка. Задуманная еще Александром III, эта выставка должна была показать достижения русского хозяйства за последние четырнадцать лет.
Выставка занимала обширное пространство на левом берегу Оки неподалеку от ее впадения в Волгу близ территории ежегодной ярмарки. На открытие съехалось большинство министров и некоторые из коронационных гостей. Министр финансов Российской империи С.Ю.Витте, объясняя выбор места проведения, сказал: «Средоточие нашей внутренней торговли, расположенного недалеко от Первопрестольной столицы, на главнейшей реке русского государства и на историческом пути в азиатские страны».
Задачей выставки, по словам Витте, был показ России и всему миру итогов того духовного и хозяйственного роста, которого достигла империя со времен Московской выставки 1882 года. В заключение министр подчеркнул «глубокую государственную мудрость» системы промышленного протекционизма.
Входной билет на выставку стоил 30 копеек, а для фабричных рабочих и для учащихся вход был бесплатным. Им, кроме того, предоставлялся бесплатный проезд по железным дорогам до Нижнего Новгорода и обратно. Это значит, что любой рабочий или учащийся мог бесплатно съездить в Нижний Новгород, чтобы своими глазами увидеть культурный и экономический рост страны.
В первые недели посещаемость выставки была сравнительно невысокой — около пяти тысяч человек в день. Критики из «толстых журналов» злорадствовали (привирая как всегда): «посетителей сотни, а рассчитывали на тысячи и чуть ли не миллионы». Вообще стоит отметить, что за более чем век левая и либеральная интеллигенция ничуть не изменились в своем восприятии мира. Нет, кажется, для них ничего милее, чем унижение своего отчества или то, что они считают унижением. Однако не слишком высокая посещаемость выставки — к августу, кстати, дневная посещаемость выросла втрое, до 15 тысяч в день — объяснялась очень просто. Устроители заранее решили не организовывать на территории выставки увеселительных балаганов и кафе, то есть всего того, до чего охочи зеваки. С.Ю.Витте по этому поводу сказал: «Мне предлагали оживить выставку публикой, падкой до развлечений, ресторанов и кафе-шантанов. Но десять человек, которые чему-то научились, важнее двадцати тысяч прогуливающихся». Впрочем, на развлекательную сторону устроители частично все же обратили внимание. Вскоре в Нижнем открылись театры, появился балет, начали устраиваться народные увеселения.
Д.И.Менделеев в «Новом времени» писал, сравнивая выставку в Нижнем и одновременно с ней открывшуюся в Лондоне индийскую выставку, которую великий русский химик назвал балаганом: «В Нижнем все взято с серьезной, даже м.б. чересчур серьезной стороны, без расчета на средние вкусы и нравы… Смотреть нашу выставку значит узнавать, учиться, мыслить, а не просто "гулять"…» Д.И.Менделеев отметил, что выставка показала, как с 1882 года вдвое увеличился рост железных дорог (до 40 тыс. верст), добыча каменного угля и нефти, выплавка чугуна (с 28 до 75 млн пудов) и т.д. В целом можно сказать, что промышленная Россия готовилась к экономическому рывку, и Нижегородская выставка 1896 года показала всю серьезность этих намерений, которые уже спустя незначительное время докажут всему миру высокий потенциал экономического роста империи.
Николай II со своей венценосной супругой Александрой Федоровной посетили выставку в Нижнем Новгороде 17 июля. Государь остался очень доволен выставкой, дававшей яркое и наглядное представление о производительных силах Его страны.
4 августа в Нижнем Новгороде открылся торгов-промышленный съезд, который продлился до 17 августа. Вокруг съезда развернулась борьба между купеческими и промышленными кругами с одной стороны и «интеллигенцией» и сельскохозяйственными кругами (т.е. поместного дворянства) с другой. Нижегородская газета «Волгарь» накануне выступила со статьей, в которой, в частности, было сказано: «Купечество наиболее других сословий сохранило в себе самобытный русский дух, и национальные чувства нигде не проявляются с такой силой, уверенностью и широтою, как в этом сословии. Оно единственно сильное в наше время и своей зажиточностью…» Эта статья вызвала суровую отповедь в столичной прессе, как левого, так и правого толка, что и не удивительно, ибо статья била и по «интеллигенции», и по поместному дворянству.
На торгово-промышленном съезде, в работе которого участвовали также профессора технических заведений и представители ученого сообщества, возобладали либеральные тенденции на снижение государственной опеки экономики и протекционистской политики С.Ю.Витте. Это выразилось в вопросе о пошлинах на сельскохозяйственные орудия. По этому вопросу на голосование была внесена резолюция, требующая понижение таможенных пошлин. Д.И.Менделеев отстаивал хотя бы сохранение этих пошлин, при широком развитии кредита на покупку сельскохозяйственной техники и орудий. Но съезд большинством голосов принял резолюцию о желательности снижения таможенного тарифа.
Вопрос этот — вопрос о снижении пошлин на иностранную технику, был, собственно, вопросом о том, что является большим благом для государства — быстрое развитие сельского хозяйства в ущерб отечественной промышленности или же пусть более медленное, но более стабильное развитие экономики в целом за счет подъема промышленного производства отечественной техники. Господа профессора, головы которых был напичканы английскими политэкономическим работами, были уверены, что снижение тарифов и повышение импорта — всегда благо.
Однако торгово-промышленные круги думали иначе. С.Ю.Витте стоял на их стороне и подтвердил неизменность своей позиции государственного протекционизма отечественной промышленности: «Какое же это было правительство, если бы за указанием путей оно обратилось к съезду?.. Десять человек могут сказать умное, а тысячи — неразумное… Пока с нас, извините за выражение, дерут шкуру, о сложении пошлин нельзя думать… Можно было бы подумать, что это говорят люди, присланные из-за границы!» Министр финансов решительно заявил, что понижение пошлин возможно только при одновременной перемене таможенной политики во всех странах.
Выставка завершилась 1 октября 1896 года. Всего ее посетило 990 тысяч человек. Из них 282 тысячи — по бесплатным билетам, т.е. рабочих и учащихся. Нижегородская выставка сыграла большую роль в самопознании России.
Европейские дела
Вскоре после посещения Нижегородской выставки Николай II предпринял первую со времени восшествия на престол поездку за границу. Особое внимание было уделено посещению республиканской Франции, с которой уже существовал союз, хотя и тайный.
Государь, с первых дней своего царствования стремившийся превратить франко-русский союз из орудия «французского реванша» в орудие европейского замирения, решил обставить свою поездку рядом условий, смягчающих ее политический характер. В частности, он потребовал воздержаться от любых антигерманских выпадов и предварительного просмотра всех речей, с которыми к нему будут обращаться. Французское правительство дало все нужные заверения.
Первый визит (15-17 августа) был совершен в Вену, к старейшему правителю соседних держав, австрийскому императору Францу-Иосифу. Этот визит вежливости был краток и не имел какого-либо политического значения.
Из Вены Николай II вернулся домой, в Киев, где присутствовал при освящении Владимирского собора и при открытии памятника Императору Николаю I.
в Киеве. (открытка 1898 года).
В росписи собора принимали участие В.М.Васнецов и М.В.Нестеров. «Собор св. Владимира — целая эпоха в истории русской религиозной живописи», — писал художественный журнал «Мир и Искусство». «Русские художники, получившие художественное образование, обыкновенно игнорировали нашу старинную иконопись… С появлением Васнецова и Нестерова все переменилось. Эти художники поняли народный дух религии, прониклись ею, и благодаря этому создали такие произведения, которые близки народу… Васнецов выдвигает пышный, строгий, византийский характер православия, Нестеров его блаженную, наивную сторону…»
Из Киева русский Император отбыл в Бреславль и Герлиц, где проходили маневры германской армии. Встреча с Вильгельмом II прошла в дружественных тонах. Однако Николаю II пришлось проявить большие дипломатические способности, чтобы, с одной стороны, успокоить Вильгельма по поводу предстоящей поездки в Париж, а с другой — не сделать жеста, который заденет чувства французов. Государь вышел из положения с присущим ему тактом.
В процессе общения было затронуто немало важных тем мировой политики. Вильгельм II пытался внушить идею таможенного союза Европы против Америки. Канцлер князь Гогенлоэ прозондировал Николая II по поводу отношения к Англии, предсказывая, что она может лишиться Индии. «Почему же Англия станет терять Индию? Кто ее возьмет у нее? — со смехом спросил русский Царь. — Мы не столь глупы, чтобы пускаться в подобное предприятие». В то же время Государь указал на значение Сибирской дороги для его дальневосточной политики и заметил, что когда дорога будет готова, придется очевидно потягаться с японцами. Николай II уже тогда придавал большое значение усиленному вооружению Японии.
Затем император отправился в Данию на десять дней, а оттуда в Шотландию в замок Бальмораль к королеве Виктории, бабке императрицы. Это были, собственно, семейные визиты и никаких политических целей не преследовали.
Франция, меж тем, лихорадочно готовилась ко встрече Николая II. Для Франции этот визит был тем более важен, что после поражения во франко-прусской войне, страна, окружённая монархиями, оказалась в политической изоляции. Поэтому визит русского царя рассматривался как празднества. На дни торжества на приезд в Париж давалась скидка 75% всем прибывающим. Начало школьных занятий было отсрочено на неделю. На всем пути следования от вокзала в Пасси, куда должен был прийти царский поезд, до русского посольства на улице Гренель, в наём сдавались окна, причем цена доходила до 5 тыс. франков за окно.
(обложка Le Petit Journal).
23 сентября Государь, Государыня и Великая Княжна Ольга Николаевна (которой было тогда девять месяцев) прибыли в Шербург, где их встретил президент Феликс Фор. Началась «русская неделя», закончившаяся 27 сентября парадом. Париж был переполнен. К двум миллионам его жителей прибавилось 900 тысяч приезжих, мечтавших увидеть царя. На улицах было сплошное гуляние. Все стало русским или псевдорусским: мыло «Le Tsar», конфеты с русским гербом или флагом, посуда с царскими портретами, игрушки в виде «русского медведя», всюду бесплатно раздавались портреты Государя, даже реклама подстроилась под событие — на магазинах готового платья распродажа рекламировалась как «Подарок Царя». Даже такие серьезные издания, как «Журнал де Деба», рекомендовали всем девочкам, родившимся в октябре 1896 года, давать имя Ольга в честь дочери русского царя. Во многом эти явления были безвкусны, но во всяком случае интерес с Николаю II был искренним во всем французском обществе, а парижское общество было охвачено подлинным восторгом. Не забудем при этом, что это были граждане республики, которые так отнеслись к прибытию монарха.
В Париже Государь проследовал от вокзала до посольства через шпалеры войск, за которыми теснились бесчисленные толпы парижан и приезжих. Отовсюду неслись восторженные крики: «Да здравствует Царь! Да здравствует Царица!»
Из посольства Император первым делом поехал в русский храм на улице Дарю, а уж оттуда в Елисейский дворец к президенту. Затем Государь сделал визиты к председателям обеих палат — Лубэ и Бессону. Николай II обезоружил даже последнего, который был старым радикалом и ревностным республиканцем. Немало времени Николай II уделил осмотру Парижа, этого «источника вкуса, таланта и света», как сказал он в своей приветственной речи на банкете в первый день визита. Императорская чета вместе с президентом посетили Нотр Дам, старинную Sainte Chapelle, где Государю показали древнее славянское Евангелие Анны Ярославны, Пантеон, могилу Наполеона в церкви Дома Инвалидов, Лувр. Под звуки «Боже, Царя храни!» в присутствии Государя состоялась закладка моста Императора Александра III. Все перемещения Николая II были известны заранее и всюду его встречали ликующие толпы.
Государь постарался максимально смягчить для Германии свой эффект от пребывания в Париже, поэтому лишь последний день посвятил собственно политике. Покинув Париж, он отправился на большой парад французской армии под Шалон. На завтраке, в обстановке военного лагеря, Николай II сказал: «Франция может гордиться своей армией… Наши страны связаны несокрушимой дружбой. Существует также между нашими армиями глубокое чувство братства по оружию». Эти слова моментально были растиражированы газетами и распространились по войскам. У многих офицеров, как отмечали те же газеты, в глазах стояли слезы. В самом деле, дважды в XIX веке французская армия приходила в Россию вовсе не как братья по оружию, и тем не менее величественное благородство русского Царя как бы поставило точку в этом вопросе. Мало кто ещё мог бы так просто и так естественно завоевать симпатии целой нации, причём такой привередливой нации, как французы.
Затем Императорская семья со свитой отбыла в Германию, где пробыла три недели в Дармштадте, у родных Государыни.
Восторг во Франции был всеобщим и полнейшим. Газеты писали: Франция «восстановила свой ранг среди держав». Она стряхнула с себя четверть века подавленности поражением, вновь почувствовав себя полноправной великой державой. Парадоксальным образом визит русского Царя стал знаменательным этапом для республиканской Франции. О чем сегодня мало кто вообще помнит, забывая, что Франция после разгрома 1871 года вплоть до Николая II была своего рода изгоем европейской политики.
После двухмесячного пребывания за границей, Государь Император Николай II вернулся в Россию, где его ждали новые неотложные дела.
