Будущность России во всполохах Заката Запада

9 ноября 1918 года в Германии было объявлено об отречении от трона кайзера Вильгельма II. Этому акту предшествовала некоторая возня близких к кайзеру лиц, занятых обеспечением себе «тылов», что очень напоминало аналогичные события в Российской империи в феврале 1917 года, когда ближайшее окружение также подталкивало русского царя Николая II к отречению. 11 ноября 1918 года Германия прекратила боевые действия на всех фронтах, фактически признав свое поражение. Страну накрыла волна анархии и дезориентации. Многие фронтовики говорили о прямом предательстве. Нация находилась в оцепенении и упадке.

В этой обстановке стала резко набирать популярность пространная культурологическая работа немецкого мыслителя Освальда Шпенглера «Der Untergang des Abendlandes» («Закат Европы» в русском переводе). Первый том этой книги вышел всего за полтора месяца до капитуляции Германии — в сентябре 1918 года. Проникнутое настроениями мрачного предвосхищения гибели западной цивилизации произведение было удивительно созвучно тем настроениям, которые охватили немцев после поражения в войне. Книга Шпенглера очень быстро стала бестселлером — сперва в Германии, а затем и во всем цивилизованном мире. Даже в РСФСР в начале 20-х увидел свет перевод первого тома этой книги (однако когда Ленин ознакомился с сочинением, все причастные были высланы из РСФСР, а второй том печатать было запрещено).

Прежде чем перейти к изложению сути работы Освальда Шпенглера и ее связи с будущностью России (о чем заявлено в заголовке статьи), надо сказать несколько слов о двусмысленном названии книги. Вышедший в начале 1920-х в России 1-й том Освальда Шпенглера получил не совсем верный в смысловом плане перевод — «Закат Европы». В оригинале книга Шпенглера называлась «Der Untergang des Abendlandes». Термин Abendlander для определения стран Запада впервые в 1529 году использовал немецкий богослов и историк Каспар Хедио. Примерно в этом же смысле использовал термин Abend Мартин Лютер в своем переводе Библии. Abendland, в отличие от Okzident, в немецком языке чаще использовался в романтическом смысле, когда речь шла о некотором духе, а не о географическом понятии. Также и Untergang скорее следует понимать, как «падение» или даже «гибель», нежели «закат» (Sonnenuntergang). Таким образом, более подходящим в смысловом отношении был бы перевод «Падение Запада», а то и «Гибель Запада» (впрочем, Шпенглер отрицал именно такую прямолинейную трактовку названия).

Пересказывать культурологические и философские фундаментальные работы — а именно таков «Закат Запада» Шпенглера — дело безнадежное. Однако, чтобы двинуться дальше в своих рассуждениях, попробуем дать хотя бы общее представление о концепции Шпенглера.

В историографии господствующей являлась (и является до сих пор) концепция «линейного прогресса». Мол, зародившись в какие-то древние времена каменного века, человечество идёт вперёд, прямолинейно развивалось и не видно конца-краю этому развитию. В интерпретации марксистских и либеральных историографов конец имеется — коммунизм для марксистов и полный либерализм во всём мире для либералов (тогда и наступит «конец истории»).

Освальд Шпенглер не принимал такого подхода. С его точки зрения нет и не было какого-то универсального человечества. А вся его история представляет собой совокупность некоторых культур-цивилизаций, которые имеют достаточно точную «дату рождения» и «время жизни». Надо также отметить, что для Шпенглера «культура» есть нечто живое и развивающееся — «становящееся», как писал он, а «цивилизация» — это нечто закостеневшее, «ставшее», что уже не будет развиваться. Он считал, что в XIX веке Запад, как отдельная культура, перешёл в фазу цивилизации и дальнейшего качественного развития уже не будет (хотя какой-то период инерции возможен).

Освальд Шпенглер подвергал морфологическому анализу различные культуры, которые он вычленил в истории, на обильных примерах культурных артефактов. Подобном тому, как примерный возраст, прошлое и будущность любого человека можно с достаточной степенью вероятности определить лишь на основании описаний его действий или результатов деятельности, Шпенглер находил, что и возраст и поведение культур можно предсказать и описать по тем артефактам (религиозным воззрениям, архитектуре, скульптуре, живописи, науке, политическим явлениям и т.п.), которые известны о данной культуре. При этом он настаивал, что культуры нельзя смешивать друг с другом, и что одна культура может противостоять другой.

Такой подход был не нов. Ещё в 1869 году в Российской империи вышел труд «Россия и Европа» русского мыслителя Николая Яковлевича Данилевского. Данилевский рассматривает Европу и Россию как самостоятельные, независимые, порой конкурирующие исторические реальности, которые Данилевский называет культурно-историческими типами. Россия, по мнению Данилевского, должна была дать старт появлению новой славянской цивилизации с центром в Царь-граде (который должен быть освобожден от турок).

Спустя шесть лет, в 1875 году, другой русский православный мыслитель Константин Николаевич Леонтьев издает свою работу «Византизм и славянство». Вторая часть этой работы посвящена тому же вопросу — изучению различных аспектов культур и цивилизаций. Леонтьев рассматривает государственные формы (которые у него, по сути, тоже, что культурно- исторические типы у Данилевского). «Форма есть деспотизм внутренней идеи, не дающий материи разбегаться», — писал Леонтьев. Он называл основные фазы, через которые проходит каждая историческая государственная форма: первичная простота, цветущая сложность и смесительное упрощение. По мнению Леонтьева возраст таких форм составляет примерно 1000- 1200 лет. И если принять эту длительность, то, отсчитывая появление Запада от коронации Карла Великого — 800 год по Рождеству Христову, то 2000-й год — это примерное время конца Запада.

Но вернемся к книге Освальда Шпенглера. Неизвестно, читал ли он Константина Леонтьева, но по многим пунктам был с ним солидарен (Для нас важно, что это западный автор, хотя идеи могли быть заимствованы). Даже возраст культур он указывал примерно в 1200-1400 лет. И точно также предполагал, что 2000 год — это примерная точка перехода Запада в период окостенения. Вот что он писал про этот рубеж для западного искусства: «Американская архитектура. Конец развития формы как такового. Бессмысленная, пустая, вычурная, нагроможденная архитектура и орнаментика. Подражание архаическим и экзотическим мотивам».

В «Закате Запада» Освальд Шпенглер рассматривает восемь культур прошлого и настоящего. Во втором томе он немало говорит о России, но не относит ее ни к одной из этих восьми культур — ни к западной, ни к какой-либо другой. По мнению Освальда Шпенглера, Россия представляет из себя зарождающуюся основу новой, девятой (в его перечне) культур, которой принадлежит третье тысячелетие. Однако огромной проблемой России, по мнению Шпенглера, является то, что примерно со времен Петра Первого она находится в состоянии западного псевдоморфоза. Псевдоморфоз — это одно из краеугольных понятий в теории Шпенглера. Вот как он сам объясняет суть этого явления.

«В слой скальной породы включены кристаллы минерала. Но вот появляются расколы и трещины; сюда просачивается вода и постепенно вымывает кристалл, так что остается одна пустая его форма. Позднее происходят вулканические явления, которые разламывают гору; сюда проникает раскаленная масса, которая затвердевает и также кристаллизуется. Однако она не может сделать это в своей собственной, присущей именно ей форме, но приходится заполнить ту пустоту, что уже имеется, и так возникают поддельные формы, кристаллы, чья внутренняя структура противоречит внешнему строению, род каменной породы, являющийся в чужом обличье. Минералоги называют это псевдоморфозом.

Историческими псевдоморфозами я называю случаи, когда чуждая древняя культура довлеет над краем с такой силой, что культура юная, для которой край этот — ее родной, не в состоянии задышать полной грудью и не только не доходит до складывания чистых, собственных форм, но не достигает даже полного развития своего самосознания. Все, что поднимается из глубин этой ранней душевности, изливается в пустотную форму чуждой жизни…»

Таким образом, используя терминологию Освальда Шпенглера, Россия «не в состоянии задышать полной грудью», пока внешнее западническое строение противоречит ее внутренней структуре. Русский западнический псевдоморфоз, который еще в XVIII-XIX в.в. нес немало положительного для России (наука, высокое искусство и т.п.), сегодня несет исключительно миазмы отравы.

Можно соглашаться с концепцией Освальда Шпенглера или оспаривать ее, но надо быть слепцом, чтобы не видеть, что тот мощный мотор, который позволил Западу доминировать во всем мире, почти полностью остановился. Запад движется вперед уже исключительно по инерции. За последние четверть века (как минимум) Запад не породил ничего впечатляющего в сфере культуры, что хотя бы отдаленно могло сравниться с деяниями былых великих людей Запада, таких как Брунеллески, Микеланджело, Да Винчи, Данте, Рембрандт, Шекспир, Гёте (это лишь наиболее громкие имена из списка западных деятелей культуры прошлого). Вычурность, пошлость, а порой откровенная дегенерация — вот что производит сегодня Запад в неограниченных количествах.

Здоровый организм, в котором внешняя форма соответствует внутреннему содержанию будет защищен от того трупного яда, который расползается сегодня по всему миру с Запада. Однако можно ли современную Россию назвать здоровым организмом? Западнический псевдоморфоз за несколько веков попытался уподобить Россию тем уродцам, которых в древнем Китае на потеху публике выращивали в фаянсовых вазах, и которые повторяли в своем развитии форму ваз, в которых были заключены на долгие годы. И хотя здоровый и мощный в своей сути русский организм как мог противостоял экспериментам, однако рост его не всегда был прям и свободен.

В итоге нередко не осознаваемое ложное мироощущение, которое разлито в нашем обществе, постулирует что стоит копировать все западное, что Запад — это некий безусловный образец для подражания, судия всего и одновременно знак качества; а все что идет с Запада хорошо само по себе, вне зависимости от сути явления. Но понятно, когда с Запада идут явления вроде Питера Брейгеля или, хотя бы, Ларса фон Триера. Но когда сегодня с Запада идут тенденции полного нравственного и психического разложения, которые безжалостно показаны тем же Ларсом фон Триером в его последнем фильме «Дом, который построил Джек» (не случайно, кстати, Триер в этом фильме дает аллюзии на дантов Ад), то надо спросить: зачем копировать этот Ад?

Что пользы поминать времена Петра Первого и научно-техническую отсталость России от Запада той эпохи?! Какой смысл рассуждать про европейскую науку XIX века, частью которой была и развивалась вместе с ней русская наука?! Всё это было в эпоху модерна, когда очертания прогресса были окутаны «розовым туманом». Но что дает нам Запад сегодня ? Ведь даже такие достижения научно-конструкторской мысли западного человека, каковым являются идеи глобальных компьютерных сетей и личных мобильных микропроцессорных устройств в итоге способствуют все тому же — тотальной дегенерации населения. С этим можно было еще спорить лет даже десять тому назад. Но сегодня надо очень сильно зажмуриться, чтобы не видеть, что чуть ли не 90% контента социальных сетей порождены болезненным мозгом нравственно пустых, дегенеративных, а порой просто психически больных личностей.

В качестве примера можно вспомнить образ некоего дегенеративного существа по прозвищу «Даня Милохин», которого ультразападник Герман Греф в качестве «лица Сбербанка» отправил на Санкт-Петербургский экономический форум. Это существо, которое заботливо выращивали в интернет-пробирках TikTok'а, шокировало даже видавшую виды прозападнически настроенную российскую образованную публику, которая упорно не хочет понимать, что времена, когда за термином «Запад» скрывались такие явления, как Ренессанс или Эпоха великих открытий, закончились и что теперь Запад — это совокупный «Даня Милохин». И хотя формально TikTok имеет китайское происхождение, но в современном мире глобальных сетей это ничего не значит, поскольку распространение TikTok-дегенерации происходит при посредстве западных технологий. И это хорошо иллюстрирует ту мысль, что разложение Запада достигло сегодня такого уровня, что даже продукт интеллекта выдающихся западных людей (каковыми были те западные программисты и конструкторы, которые создали интернет и мобильные устройства), используется как инструмент тотальной дегенерации масс.

Но нам говорят, что Запад, несмотря на социальные сети, несмотря на «арабиизацию Парижа» и тому подобные явления, дает сегодня России пример правильно устроенной политической системы, действующей во имя людей и не дающей власть предержащим устанавливать свою диктатуру. Но даже если оставить за скобками вопрос о том, что вряд ли массовый приток эмигрантов в страны Запада (львиная доля которых живёт на пособия и занимается занятиями в криминальной сфере или просто замусоривает западные города), вряд ли это можно назвать благом для коренных народов Запада, даже не рассматривая этот вопрос, можно задаться другим вопросом.

Почему же тогда в России эти же самые институты западной парламентской демократии работают так криво, что термин «российский парламентаризм» даже российские западники не воспринимают иначе как злобной карикатурой на «нормальное политическое устройство». Отчего же так? Ведь после явного краха коммунистической системы в 1991 году (а загнивать она начала еще раньше), в Российской Федерации явочным порядком были введены все западные институты либеральной демократии; все законы, начиная с Конституции, все властные структуры и т.д. были прилежно скопированы с западных образцов. И вот, прошло немногим более четверти века и российские западники оглашают округу плачем: «Караул! В России развилось нечто ужасное, совсем не похожее на те образцы правильной демократии, которые мы пытались скопировать. Ужас! В России сегодня настоящий фашизм». И опять же господа западники попадают пальцем в небо, ибо фашизм — это явление, которое точно также появилось на Западе, как и коммунизм, и либерализм. Но все же, почему образцовое копирование западной либеральной демократии не породило в России эту самую либеральную демократию?

Западники (и разные «грефы» в первых рядах) отвечают на этот вопрос совершено логично: Потому что Россия — не Запад. И тут с ними даже не о чем спорить. Пусть хотя бы поздно, пусть с оговорками, но они признают, что западная модель организации общества и общественных институтов может работать только в странах, наиболее близких по духу Западу. Вот только вывод, который делают эти господа, отдаёт тем самым фашизмом, которого на словах они так боятся. По мнению «грефов» — любое государство тем хуже, чем менее оно похоже на Запад, а потому Россия, как своего рода антипод Западу, является страной-калекой и должна быть чуть ли не уничтожена.

Подобно тому, как западный архитектор Ле Корбюзье (которого так любили коммунисты), считал Москву чем-то совершенно ничтожным и ущербным с архитектурной точки зрения, а потому достойным полного уничтожения, чтобы на её месте построить новый город по его проекту (он внес это предложение в 1930 году, когда его пригласили участвовать в конкурсе проектов реконструкции Москвы), так и нынешние российские «грефы» считают вполне приемлемым полностью переделать (если не уничтожить) Россию, чтобы сделать из неё «образцовую Голландию». Причём не ту Голландию великих корабелов и ученых, которую увидел в своем путешествии Петр Первый, а нынешнюю Голландию наркоманских притонов, однополых браков и всеобщей распущенности. Растление и низведение русских людей до дегенаративного состояния — это рецепт «грефов», а нелепые «тиктокеры» вроде «дани милохина» — их тараны, призванные пробить защиту русской нравственности.

Мы же, русские патриоты, смотрим на этот вопрос под принципиально иным углом зрения. Да, Россия — не Запад. И в этом мы видим спасение для русского народа. И одновременно видим то, что Освальд Шпенглер назвал псевдоморфозом, то есть ситуацией, когда Россия «не в состоянии задышать полной грудью и не только не доходит до складывания чистых, собственных форм, но не достигает даже полного развития своего самосознания». Мы можем даже солидаризироваться с западниками в крайне низкой оценке той политической системы, которая развёрнута сегодня на просторах нашей Родины. Однако уродливость этой системы связана не с «дефективностью России и русского менталитета», как не устают верещать на своих страницах в фейсбуке российские западники, а с западным псевдоморфозом. Русскую жизнь уже не в первый раз пытаются втиснуть в чуждую ей мертвящую полость. Что же удивляться, что на выходе получается нечто уродливое?

Можно помянуть шутку: «русские что ни делают, у них вечно автомат Калашникова получается». В сфере политического строительства эту набившую оскомину сентенцию можно перефразировать следующим образом: «русские что ни делают, все у них монархия получается». Только в условиях западнического псевдоморфоза получается нелепая псевдомонархия, которая вынуждена камуфлировать себя под институты западной либеральной демократии. В итоге противоречия, исходящие от этого искусственного конструкта, ослабляют национальный организм. И чем скорее будет покончено с западническим псевдоморфозом, чем скорее будут восстановлены единственно близкие русскому духу институты русской самодержавной монархии, тем скорее русский национальный организм вздохнет полной грудью. И тогда — мы верим — сбудется пророчество Освальда Шпенглера и третье тысячелетие будет временем великой русской культуры.